По старым и новым следам

рисунок 6 ***
Боже! В безумьи мятежном
Знать о Тебе не дано.
Смертный покой для невежды
Бросила ночь, как рядно.

Что, истомила усталость,
Иль изнурила нужда?
Что, и надежд не осталось?
Вот и усни навсегда.
1934/1947

ЧЕЛОВЕК

Он червь. Он раб, дрожащий от испуга.
Где тут смеяться, радоваться, петь,
Когда свистит над головою плеть,
Когда вся жизнь — бессильная потуга?

Но наступает ночь, и он, от плуга
Идя домой, в свою гнилую клеть,
Мятежным взором рвет созвездий сеть,
Ища за ней таинственного друга.

И тут он снова раб своей мечты.
Он жарко молится, он тщетно ищет,
Перебирая затхлые листы
Старинных книг, трясущийся и нищий, —

И горше, безысходное его
Отчаянья нет в мире ничего.

* * *
Как мало пройдено! Как пережито много
Несбывшихся надежд, бессмысленных потерь.
Во тьме грядущего теряется дорога,
И я — куда, зачем? — иду по ней теперь.

Моя душа — как челн дрожащий на причале,
Мой путь — как на воде дрожащий лунный свет.
На все простерт покой торжественной печали,
И я читаю в нем торжественный ответ:

Взгляни на то, как жизнь расходится все шире,
Как тонут существа в непостижимой мгле.
И ты один из них, и жить подвигнут в мире
Не для того, чтоб след оставить на земле.

Не для того кустится рожь и всходят травы,
Чтоб превратиться в хлеб и сочные корма,
Но осенью стада прогонят гуртоправы
И тучное зерно наполнит закрома.

Поденщик, нанят ты хозяином с утра до
Конца дня, и тебе доверен груз. Иди ж
И донеси его, и ждет тебя награда
За труд, а не за то, что много наследишь.

Не складывай в уме магические числа,
В душе, в душе твоей звучит благая весть:
"Не тщись постигнуть суть Божественного смысла,
Все, что тебе дано — поверить, что он есть.

Поверь, и ты поймешь, что с грохотом прибоя,
С рыданьем труб, со струнным пением ветров
Ты, мимолетный штрих, внезапный вскрик гобоя —
Необходимый звук в симфонии миров.

И пусть дрожит душа, от сладкого слияния
Звенящих голосов не в силах не страдать."
Редеют облака, и ширится сиянье
Вокруг, и на меня нисходит благодать.
1936/1947

***
Товарищи! С тех пор, как мы не вместе,
Я все на встречу с вами уповал.
И вот я здесь, стою в укромном месте
Средь сосен, обреченных на повал.

От их стволов неотличимый, с воли
Я слышу окрик, вижу блеск ружья.
Вы здесь, вы здесь, томимые неволей,
Томимые разлукою друзья.

Вон гусеницей серою вдоль склона,
Переставляя вразнобой свои
Бессчетные конечности, колонна
Ползет, а рядом псы, как муравьи.

Я неподвижным проводил вас взглядом,
А сердце разрывается в груди
В сознаньи, что должно быть с вами рядом,
Когда стрелок с собакой позади.

Что ж, примем это, друг, как обещанье
— Не радостное! — встречи. А пока
Слетела птица вдруг, и на прощанье
Вам помахала ветка, как рука.
1938/1947

ДИПТИХ

1
День ото дня вконец измучив
Себя несбыточной мечтой,
С окутанной печалью кручи
Я полечу во мрак густой.

Взмахну тяжелыми крылами
И, набирая высоту,
От маяты в житейском хламе
Освобожденье обрету.

Но нет, в отверженности звездной
Я не забуду о земле —
Я пролечу над самой бездной
Души, разверстою во мгле.

Я загляну, куда не надо —
В твою утробу, бытие, —
И перехватит дух от смрада,
Каким ударит из нее.

Клубится жизнь в нечистом прахе,
Бессмысленная, как в бреду...
И я назад отпряну в страхе
И в этот ад не упаду.

Последний раз над миром взмою,
Последних слез следы сотру,
Пред надвигающейся тьмою '
Раскину крылья на ветру —

И в как обрушившемся гуле,
В свет застилающем дыму
В упор ударившую пулю
Без удивления приму.

2
Прийти в этот мир ниоткуда,
Волшебному принцу под стать,
И жить в ожидании чуда,
И мир осчастливить мечтать —
Чтоб в истину ложь не рядилась,
Чтоб сгинул последний злодей,
Чтоб в жизни навек утвердилось
Всеобщее братство людей.

Когда же с издевкой жестокой
Ничтожество тысячи дел
Укажет мечте одинокой
На рабства всеобщий удел,

Когда вместо воли, простора —
Подстилки гнилое рядно,
Когда и крылатому взору
С земли улететь не дано,

Тогда понимаешь, что каждый,
Кто здесь свое тело таскал,
Такою же мучился жаждой,
Такого же счастья алкал.

* * *
Воспрянул дух! Из кельи тесной,
Из клетки каменной своей
Взвился он ввысь в простор небесный,
В пространство облачных полей.

Под ним раскинулась широко
Земля в чарующей красе,
Но видит он орлиным оком
Ее грехи и тайны все.

И от тоски и состраданья,
Стыдясь, он уронил слезу
На бездуховные созданья —
Тела, кишащие внизу.

* * *
Преодолеть постыдный плен
Забот и суетных стремлений,
Встать независимо с колен,
Прорваться сквозь туман томлений,

До самого конца понять,
Что все дела — такая малость,
И с благодарностью принять
Благословенную усталость.

ИЮНЬ

...А вот и лето. Листья на деревьях
День ото дня все больше, все темнее,
И серебристый тополь их изнанкой
Кокетливо играет на ветру,
Как будто перемигиваясь с ивой.
На яблонях душистый снег растаял,
И синяя вода лесных фиалок,
Медунок и мышиного горошка,
Разлившаяся паводком, сошла.
На хлебной ниве появились всходы,
Зеленой переливчатою тканью
Прикрыв ее сквозную наготу.
Как пожилой крестьянин, вольный ветер
Весь день в трудах: перебирает листья,
Расчесывает травы, зыбит волны,
Перелопачивает облака,
А к вечеру стихает. Замирают
Деревья, травы, в озере вода.
Пыль за повозкой тянется хвостом
И медленно садится на дорогу.
Столбом толпятся мошки. Прожужжал
Зажившийся на свете майский жук.
Вдали, в лесу, усердствует кукушка,
Предсказывая долгие года
Тому, кто их считает. А стрижи
В бездонное безоблачное небо
Так весело стремительно ныряют,
Что вдруг захочется, совсем как в детстве,
Руками замахать и полететь...
Спасибо, жизнь! Чего еще хотеть?

НА КУХНЕ

Печка, печка, не потухни!
Веселей, дрова, трещите
На просторной светлой кухне,
У тепла ее в защите!

Не гори ты, печка, скупо:
Чем ты жарче, тем ты краше.
Пусть поет кастрюлька с супом!
Пусть ворчит горшочек с кашей!

Хоть приходится им круто,
Но сбежать им не придется:
Галя вышла на минуту
И вот-вот назад вернется.

А пока моя супруга
Не пришла, с необычайной
Жмутся нежностью друг к другу
Ступка медная и чайник.

Ой, смотрите! Хоть заступник
Я всегда за всех, сегодня
Не вступлюсь за вас я. Ступка,
Чайник, старый греховодник!

Вон жена идет, смеется!
Печка, не ленись, ты слышишь?
И пускай над нашей крышей
Веселей дымок завьется!
7.1.1945

ЛЕСТНИЦА

Каждый марш-бросок немного утомит,
Каждая площадка утолит усталость...
Если распрямить, то выше пирамид,
До небес достанет, и еще б осталось!

Донесется крик из хлопнувших дверей —
И опять все стихнет от земли до крыши.
Ни одна минута не пройдет скорей,
Ни один жилец за дверью не услышит.

Вор ли прокрадется в неурочный час,
В угол ли вожмутся двух влюбленных тени —
Мертвенно и сонно воспаленный глаз
Лампочки за сеткой смотрит на ступени.

А когда, дождавшись утра, он уснет,
Свет дневной напрасно одолеть захочет
Полумрака пыльный и дремотный гнет,
И не одолеет, и уступит ночи...
9.1.1945

В КЛАССЕ

В воскресный день гуляя,
Законный отдых для, я
Зашел в вечерний час
В родной свой школьный класс.

С доской большой и черной,
С рядами парт, просторный,
Казалось бы, пустой —
Он полон жизнью той,

Которую предметы
Ведут без нас, приметы
Чего стоят толпой
Для тех, кто не слепой.

Вот робко смотрят парты
На новенькую карту.
Cам хамоватый мел
Пред ней не очень смел:

С таблицей умноженья
Он груб до униженья —
Он с ней давно знаком! —
А с картой — лишь мельком.

Надулись важно числа
Нестертые от смысла,
Все ведали дабы,
Кто держит нить судьбы!

Осуществив налеты
На огороды, счеты
Про подвиги свои
Трещат, как воробьи.

А галке, что на полке,
Успели эти толки
Уже осточертеть.
Но ей не улететь:

В сгущающемся мраке
Она, как франт во фраке
Среди людей труда,
Презрительно-горда.
Уж на дежурство сторож
Пришел, уж тень от штор аж
Черней доски, и на
Дворе взошла луна...

Отворотясь от карты,
Как кони, дремлют парты.
Куда-то на ночь мел
Пристроиться сумел.

Непонятые числа
Осунулись обвисло —
Мол, мир на волоске! —
И предались тоске.

Всем воробьиным слетом
Нахохлилися счеты:
Какого, мол, рожна
Хлопочем? Тишина.

Но в пору новых буден
О, как здесь шумно будет!
4.2.1945

КОЛА БРЮНЬОН

Кола Брюньон, вот я, твой внук,
Презрев недуг сибирских вьюг,
Звоню в колокола весны.
Приветствую тебя, мой друг,
Веселый, острый говорун.
Как ты, любитель отбивных,
Любитель красного вина,
Люблю я дрожь стозвучных струн
И смех, которым жизнь полна.

Святой Кола, пусть знает Бог,
Что я тобою быть бы мог,
Что я в твою бы кожу влез,
Лукавый, мудрый, добрый бес!
Кола! Тщедушный отпрыск твой
Сибирской чахлою весной,
Сам без двора и без кола,
Брюньон, в твои колокола
Завел трезвон, трезвон любви,
И ты его благослови.

Ручьи вблизи, ручьи вдали,
Их бурный шум и пенье птиц,
Тепло, здоровье, соль земли,
Желанья круглогрудых тел —
Пред вами я простерся ниц,
Я вас прославить захотел.

Кола Брюньон! Кола, мой дед,
Гремят мои колокола!
Я без двора и без кола.
Цветов, тепла, здоровья нет,
Но есть ручьи — вблизи, вдали,
И я, влюбленный в жизнь поэт,
Хоть и под старою корой, —
Все тот же радостный болван,
Кола Брюньона внук второй,
Твой младший брат, Ромен Роллан!
25.3.1945

РАЗВЕ...
(Грустная песенка)

Разве все это пригрезилось мне?
Разве не встречу тебя?
Разве в сияньи безоблачных дней
В солнечных бликах, в мельканьи теней
Ты не вернешься, любя?

Разве напрасно я был терпелив,
Разве тебя не дождусь?
Там, под ветвями желтеющих ив,
Там, где у речки манящий извив,
Ждать и не встретить боюсь.

Разве навеки мы ласку сожгли
На раскаленных губах?
Там, за лазурною дымкой вдали,
Там, на просторах родимой земли
Будет ли счастье нам? Ах!

Если нам встретиться не суждено —
Свет догорающих дней
Так и погаснет. Открою окно.
Звездная ночь ожидает давно
Песни о смерти моей.

НЕЛЛИ
(первая любовь)

Иногда прощались у трамвая,
Иногда я провожал домой —
И тогда был счастлив без ума я,
Этакий воробышек смешной!

Средь мальчишек появились франты,
Сердцееды. Я же — плоховал.
Только раз, когда играли в фанты,
Локон у виска поцеловал.

Хоть она меня не выделяла
Из других, не глядя по два дня,
Все же постоянство проявляла:
Списывала — только у меня!

И текли ручьи, звонки звенели,
И была судьба но волоске,
И так сладко было слово "Нелли"
Выводить на сложенном листке...
22.1.1946

ИЗ ДЕТСТВА
(Вышний Волочек, 1925)

Крики торговок на сонном базаре,
Взвизги ласточек вокруг колокольни,
Высокая вахта полдневного солнца,
Непривычная ширь неба,
Незагроможденного зданиями,
Упругий ветер, теплый и влажный,
Запах молодых листочков тополя,
Цветущей черемухи и сирени,
И раскрытое настежь окно;
Тихий вечер с далеким гулом
Поезда, с мутноватым закатом,
С боем часов на башне,
С одуревшими майскими жуками,
Безрассудно летящими куда попало,
С лаем сонных собак...
Вечер с задушевным шепотом двух мальчишек.
27.1.1946

* * *
М.Г.
Сперва мы делали уроки вместе,
Играли в дурачка и в домино,
Любили слушать страшные рассказы —
Такие, от которых темнота
Бесформенной угрозой восставала.
Потом летали вместе на луну
С героями Жюль Верна и Уэллса.
Потом хотели жизнь свою отдать
За дело коммунизма, и мечтали,
Что вырастем и вступим в комсомол.
Нас чудный мир манил за горизонт,
И путь в грядущее был залит солнцем...

Он был живей, смышленее меня
И непосредственнее увлекался,
Был первым в играх и писал стихи
И уж мечтал быть в будущем поэтом.
А я еще не знал, о чем мечтать.

Потом ему с семьей пришлось уехать
В один провинциальный городок,
Но наша дружба братская цвела,
И письма огоньками пролетали
Меж станциями наших редких встреч.
Потом все реже, реже...А потом
Совсем — уже навеки — прекратились:
Меня забрали, а его не стало...
27.7.1946

ВЕЧЕРНИЕ ЧТЕНИЯ

Кончался школьный день, и снова вечером
Я умолкал за книгой у стола —
И плыли предо мной пустыни, глетчеры,
Громадина секвойного ствола,

Мечи, кольчуги, рыцарские подвиги,
Турниров блеск и благосклонность дам, —
И это все не Ричарды, не Хлодвиги,
Не Эрики, не Генрихи — я сам!

В гостиной мать, шопеновскими звуками
Рыдая о себе наедине,
Терзала романтическими муками
И сладко надрывала сердце мне.

И музыка накатывала волнами,
И звуки опьяняли, как вино.
И пил, и пью я их глотками полными
И, утопая, падаю на дно.
30.1.1946

* * *
Раз подтаяли сугробы
И осевший снег намок,
Раз пронзило сердце счастье,
Больше я молчать не мог!

Я сбежал с крыльца под небо,
По дурному закричал!
А по небу плыло солнце,
Был далек его причал.

Этот маленький кораблик
Вел уверенно матрос
И приплыл под вечер в гавань
У забора меж берез.

Под забором стынет небо,
Тени густо голубя.
Отдыхай, матрос, до завтра!
Рад приветствовать тебя!

* * *
Напрял я нынче для детей
Моток предлинный сказки —
Заставлю колдунов и фей
Разжечь ребячьи глазки.

И в этой сказке счастлив я
Удачливой судьбою.
У ведьмы злые сыновья,
Но счастье взял я с бою.

В подземном царстве я найду
Семь солнечных алмазов,
Все испытания пройду,
Не умерев ни разу.

Король отдаст мне в жены дочь
В моей счастливой сказке. —
У ней такие же точь-в-точь,
Как у Анюты, глазки.

Все будут, замерев, молчать —
Дыханья не услышу!
И тихо будет дождь стучать
По музыкальной крыше.

(Отрывок)

...Пришли к нему в воскресный летний день
Его подросшие друзья, — кому
Рассказывал он сказку об алмазах.
Была меж ними Анечка — уже
Совсем почти что девушка, без прежних
Косичек, но с сиянием в глазах
Еще таким ребяческим. Мне стало
Гнетуще-больно на него глядеть—
На дрожь его зеленых длинных пальцев,
Смыкающих рубашку на груди,
На беспокойство всех его движений.

Немало было неизбежных слов
С их освященной состраданьем ложью,
С их бодростью наигранной. А он,
Он улыбался синими губами
И верил, и надеялся всерьез
Отметить вместе с нами день рожденья,
Что лишь через полгода предстоял,
И глубоко запавшими глазами
На девочку любимую глядел...

Никто из близких не был у него
В ту ночь, когда немая тишина
Ему всю правду молча объяснила.

* * *
Вошел не постучав. Их было двое:
Больная внучка, бабушка с чулком
(И с выпавшим из рук ее крючком
От преизбытка теплого покоя).

Освещена неярко ночником,
Под сбившейся простынкою льняною,
Полуоткрытой спинки белизною
Светясь, лежала девочка ничком,

Беспомощна, с дыханием горячим.
И стал я проницательным и зрячим
Перед лицом запретной наготы.

Сгущалась в окнах темнота ночная.
Спи с Богом! Выздоравливай, родная,
Моей невестой будешь только ты!

* * *
...Все пережить и все оставить
Без сожаленья за собой,
И, оглянувшись, жизнь прославить
За недостигнутый покой;
Принять, чела не отстраняя,
Все муки крестного пути,
Пригубить уксус, не пеняя,
И не озлобившись уйти...