Самое новое

Написанное в 2004

Написанное в 2003

Написанное в 2002

Написанное в 2001

Написанное на сайте колективного писания "Писаки"

ТОМСК

Так бусинки по ниточке скользят,
Когда перебирает память четки
Тех дней, что в ней всегда до боли четки,
Тех детских лет счастливый светлый ряд.

Давным-давно ушедший яркий день.
Жара, и пыль - он длился бесконечно, -
И шел трамвай туда, где будет вечно
Река, след на песке и сосен тень...

Был запрокинут чашей небосвод,
Сверкал Стрелец трехзвездьем сквозь ресницы,
И прямо из сугроба вереницей
Мы улетали в сказочный полет.

Ты возвращаешь мне волшебным даром
Уменье видеть мир без взрослой фальши,
Но с каждым днем становишься все дальше,
Мой город деревянных тротуаров.

ГОДУ ЛОШАДИ ПОСВЯЩАЕТСЯ

Возвращаясь с карнавала,
На лужайке как-то раз
Лошадь танго танцевала
В час, когда закат погас.
И взирала благосклонно
С неба круглая луна,
Лошадь, глупая, не знала,
Что она тут не одна.
Что застыла изумленно
Вся лесная мошкара,
Что воспряли вдохновленно
Два голодных комара.
Что зайчишка неумытый
Рассердится поутру -
лошадиные копыта
Истоптали трын-траву.
Так неловко неумело
На полянке в поздний час
Лошадь танго танцевала
В первый, самый первый раз.

И опять он и она :-)

Ты, как всегда, чуть-чуть лукав,
Искусен так в игре словами.
Но все ж признайся, между нами,
В игре есть кролик и удав.

Я, как всегда, чуть-чуть нежна,
Наивна в меру и искусно,
Скрываю истинные чувства,
Игрой опять увлечена.

Внезапно...

Внезапно мысль: да ведь она - старуха.
Движенья мелкие, согнутая спина.
И левое, неслышащее ухо
Платком прикрыто. Кожи желтизна
Уже не кажется желаемым загаром.
Прощальный слабый взмах худой руки,
Такой знакомой, маминой... Ударом
Вдруг сердце вздрогнуло, зажатое в тиски.

Попытка определения, откуда берутся стихи :-)

В переменчивом сознанье,
Словно в небе облака,
Снова знанье и незнанье
Не улягутся никак.

Легким слогом обладанье,
Четкой рифмы стремена
Раздадут вещам названья,
Расколдуют имена.

Уж в зените наслажденья
Собственный ласкаешь слух.
Вдруг кольнет игла сомненья:
Ой, какой же я лопух!

Грустное февральское

Снег, талый снег на дорогах.
Что-то в зиме сломалось.
Хлюпают мокрые ноги,
В каждой жилке усталость.
Солнца несмелая ласка,
Цвета жемчуга небо...
Где ты теперь, моя сказка?
Может, ты вовсе и не был...

Мгновенье

Вновь серебро берез, и солнце,
И, боже ж мой, какое небо!
Пей эту синь взахлеб до донца!
Томительная боль и нега,
Зависнув между "был" и "будет",
Истаять, раствориться в небыль,
Вот здесь... сейчас... как этот иней...
И только воздух, синий-синий.

ТЕБЕ

Все кажется потом,
Когда-нибудь, случайно,
Увидишь этих строк
Ты рвущуюся нить,
И времени поток
Они свернут нечаянно,
И снова мне судьбу
За все благодарить.

Бесхитростен узор
Простых и вечных истин,
В словах моих давно
Ушедшее блестит.
А будущего взор
Непостижим и пристален,
Я потеряюсь в нем.
Прости меня, прости...

***

Ох, знаешь, Леша, здесь
такая синь небес,
и в марте здесь мороз,
а ветви у берез
так тонки и легки,
а пихты так мягки,
их так темна хвоя
к исходу февраля,
(немыслимая смесь!)
что в это небо без
ненужных слов упасть...
(весенняя напасть!)
И не глядеть назад,
лишь горла перехват...
Ох, знаешь, Леша, здесь...

Бутерброды и стихи - две большие разницы

Я, ткань стиха в подрамник вставив,
На ней прозрачных слов канву
Плету. И безо всяких правил
Хочу, как будто наяву,
Нарисовать в сплетеньи линий
Мгновенный снимок, волшебство
Тех знаков, что меня пленили,
И выразить их естество.

Но я художник неуклюжий.
Слова никак не встанут в ряд.
О боже! Рифмы так натужны!
А вот и вовсе плагиат!
И, глядя на свое творенье,
Уныло думаю: "Ну вот!
Какое было вдохновенье!
А вышел...
Вышел бутерброд!"

Верхом на Троянском коне

Вечер липкий и сырой
Ветер, ветер, ветер!
Глаз фонарный за спиной
Гнойно желтым светит.

Гнусным шепотком труба
Тараторит бойко.
Слышишь как шуршит судьба
Крысой на помойке?

Я Троянского коня
Подхвачу поводья.
Ах, как понесет меня
Этот конь сегодня!

Перекрестие дорог
С ветром улетело.
Если бог ваш занемог,
Мне то что за дело

Я по кругу бегу

Я мальчишкой любил слушать дедов рассказ:
"Счастье носит журавль со старинных времен".
Журавля мне пророчили в детстве не раз,
Жизнь всегда отказать находила резон.

Как котенка, меня носом тыкали в грязь,
Обучали любить то, что есть под рукой,
Крепко вбили: желать - только здесь и сейчас,
Никогда не искать журавля за рекой.

Улетел мой журавль по за девять морей,
Свил гнездо по весне на чужом берегу.
С полумертвой синицей в руках - дуралей -
Я по кругу бегу, все по кругу бегу...

Моя весна

Ты говоришь:"Все это уже было.
Слова затерты, словно пятаки,
Тошнит от них, и в плесени чернила.
И повторяться вовсе не с руки."

А на дворе опять весна колдует.
От воздуха кружится голова...
А теплый ветер снова поцелуем
Мне щеку гладит. И опять молва
Идет по лесу - птицы прилетели!
Все как всегда - и снег пропах водой,
И шлепаются капельки капели
Ко мне на нос, и ... дразнятся весной!

Скользкий вальс

Снова вздыхаем, ах, Апрель!
Наружу лишь откроешь дверь,
И хоть глазам своим не верь -
Всюду сверкает лёд.

Эх, хорошо бы полетать,
Или на четвереньки встать,
Или ползком ползти опять,
Зубом вгрызаясь в лед.

Пусть неизящен наш балет.
За пируэтом пируэт,
И вот уже мы тет-а-тет,
Вышли в один вираж.

В твои объятья я скольжу.
Ах, как удобно я лежу!
Стало понятно и ежу
Вовсе не так уж он и плох
Апрельский гололед!

Лес

(Н.Смеловской)

Всем сестрАм по серьгАм, а разлука одна на двоих,
Пишешь имя свое ты теперь на чужом языке.
Жжет словами он птичьими губы сухие мои.
В заповедном лесу стала горькой вода в роднике.

Дважды в воды туманной реки я ступлю ввечеру
Там, где камень заветный белеет в песке золотом,
Крылья жирных стрекоз златоглазых шуршат на ветру,
Где гуляет олень, рыжим машет лисица хвостом,

Где блестящие змеи на камне нагретом сплелись,
И в тяжелой от влаги траве притаился фазан,
Молчаливо деревья там головы подняли ввысь,
Там пройду осторожно сквозь серый вечерний туман.

Прошепчу тихо-тихо - молчанье наполнит родник.
Холодит мне ладони вода, твое имя тая.
Плещет рыба в реке, плачет тоненько желтый тростник,
Возвращается все и приходит на круги своя.

Клятва

В середине девяностых годов судьба распорядилась так, что нам довелось несколько месяцев поработать в знаменитом Оксфордском университете. На каком-то из семинаров мы познакомились с российским аспирантом-физиком Мишей Ефроимским. Он и рассказал нам об этой истории, которую сотворил вместе со своим товарищем, тоже русским аспирантом. Рассказал, как и положено, сидя на кухоньке квартиры, которую мы снимали в центре Оксфорда. А настоящий английский чай и настоящие средневековые здания за окнами придали рассказу ту самую изюминку, без которой он стал бы просто скучным повторением хорошо известного.
Прежде чем переходить к самим событиям, требуется некоторое объяснение. Когда вновь прибывший в Оксфорд вписывается в университетскую жизнь, он проходит несколько ритуальных моментов. Один из них - получение доступа в библиотеку. Библиотека эта кажется невероятной сказкой. Чего, например, стоят только залы древних рукописей. Англичане придают столь большое значение сохранению традиций, что эти залы как были построены в четырнадцатом веке, так и поддерживаются в неизменном виде. И книги там с четырнадцатого века так и лежат. И доступ к книгам почти свободный. Можно сказать, святое место эта библиотека. Читальные залы всегда многолюдны и сама библиотека пользуется уважением и почитанием, как истинный источник знаний.
Так вот, когда тебя принимают в ряды читателей библиотеки, одно из необходимых условий - это произнесение Клятвы читателя на родном языке. Воспитанные англичане полагают, что этого достаточно, чтобы уберечь библиотеку от злоумышленников. Проходит данная процедура следующим образом. В специальном помещении посвятившие себя библиотечному делу люди дают тебе в руки очень большую и красивую книгу. Находишь там страницу на родном и понятном тебе языке и громко вслух ее зачитываешь. Дословно эту клятву я сейчас уже и не вспомню. Ну, что-нибудь вроде того: обязуюсь делать то-то и то-то, и не делать того-то и того-то. А если сделаю то, чего не положено, то я такой-сякой нехороший. А потом тебя обязательно спрашивают, мол, не знаешь ли ты еще какого языка, на котором нет пока страницы.
Вот в этот самый момент Миша с сотоварищи и ответили: знаем! Есть такой язык, феня называется! Их, конечно, попросили, если нетрудно, пожалуйста, принесите вариант клятвы на этом самом языке. Что они и сделали сразу же на следующий день. И эта самая страница была с благодарностью принята, добавлена в книгу и просуществовала там почти полгода. Только потом, случайно, русская преподавательница с факультета русского языка и литературы (есть и такой в одном из колледжей Оксфорда) ее обнаружила и привела книгу "в соответствие". Когда Миша стал нам эту клятву "на фене" тут же на кухне и зачитывать, я выдержала только пару первых фраз. А потом сказала, нет уж, вы без меня ЭТО читайте, а мои уши такого не выдержат.
Обошлась сие дело двум российским аспирантам почти без последствий. Ну, поругали, но не выгнали же! Через год после нашего знакомства Миша успешно закончил аспирантуру, получил желанную (и ОЧЕНЬ ценимую!) степень Оксфордского университета. Сейчас он трудится где-то в Америке на ее благо и процветание. И связь с ним мы потеряли.

Просто о лете

Цветет черемуха и обалденно пахнет,
А на березах клейкая листва.
Всю зиму ждали - вот как лето ахнет...
Начнется в жизни новая глава.

Оно свалилось - жарит словно в печке,
Обнажены девичьи телеса,
От них мужские ёкают сердечки
И обитают где-то в небесах.

У магазина столики толпятся -
Торговля летний взять спешит навар -
И подростковое щенячье братство
Заполнило собою тротуар.

Назойливый оркестр комариный
Над головой пищит на все лады.
Ленивый день такой безумно длинный,
А ночь желанна, как глоток воды.

Ну, погладьте меня!

Пусто-пусто в башке!
Я как ежик в тумане,
Надоело мне крайне
Строить дом на песке!

Весь в иголках наряд,
Ковыряю украдкой
Память детской лопаткой,
Словно спрятан там клад!

Эх, одна трепотня!
Ласки я и не чаю...
Ну, хотя бы случайно,
Ну, погладьте меня!

Июнь. Ночь

Совсем светло теперь до полуночи,
Смущенно тени жмутся по углам.
Постой, кукушка! Что ты мне пророчишь?
Я потеряла счет твоим годам.

Как ты щедра, отмеряла без меры.
В зарницах дальних отгорают дни...
Входи, бессоница - тебе открыты двери!
Ведь мы на "ты", мы здесь с тобой одни.

Говорят

Говорят - витаю я в облаках...
Очень умные, пускай говорят!
Облака, мол, не удержишь в руках,
Всё они, мол, улететь нoровят.

А зачем мне их держать, облака?
Пусть они себе летят хоть куда.
Перепачкать в них рассветом бока
Удается дуракам иногда.

Хоть разок к ним прикоснуться рукой,
И измазаться дождем до ушей...
Ну и пусть все говорят "Вон какой,
Ишь, улыбка - хоть тесемки пришей!"

(Спасибо за ценные поправки слесарю Ване и Леше Гурзо :-))

Эй!

Все горюешь, никак?
Ну какой ты чудак!
Заходи милый друг
Вечерком.
Не отчаивайся,
А причаливайся,
Почаевничаем
Водвоем!

Голова на плече...
Торопиться зачем?
Посумерничаем,
Помолчим...
Плюнь на всё, пустяки!
Ночью мысли легки,
Ночью губы мягки,
Без причин.

Бессилие

Больно...
Две тысячи километров.
Четыре миллиона шпал.
Идти по ним всю жизнь,
перепрыгивая с одной на другую.
А по бокам только две
узеньких стальных полоски,
и дома с пустыми глазницами,
сквозь которые видно небо
с другой стороны...
И верблюд
на самом краешке желтого круга.
А потом Б-а-а-л-х-а-а-ш
(какое безумно длинное слово!)
И холмы, покрытые цветущими
маками.
Это ничего,
что они так осыпаются.
Это ничего. Не бойся. Это не больно.
Я так и не смогла дойти.
Прости меня
*...

Осень, блин!

Что-то каплет на макушку,
Ржавый мокрый лист поник.
Надоедливой подружкой
Осень - прыг за воротник.

Заговаривает зубы,
Мелким дождиком трясет.
Знает: люба ли не люба -
Не прогонят от ворот.

Всюду мажет желтой краской -
Развела в лесу стриптиз,
От осенней мокрой ласки,
В двух мизинцах ревматизм.

Я по лужам словно цапля
Все прискоком да бочком,
А из носа тоже каплет,
В горле чешет сквознячком.

НОКТЮРН

Прозрачным тихим днем пинать
Сухой шуршащий лист ногами,
В осенней молчаливой гамме
Ловя прощенья благодать.

Рябины спелой горький сок...
В лесных озолоченых залах
Опавших листьев дымный запах
И солнца бледный луч косой...

И в обрамленьи золотом
Принять сквозь неба зыбкий глянец
Стрекоз последний брачный танец
Над засыпающим прудом.

В гармонии с самим собой
Поймать и отпустить мгновенье
И с легким вздохом сожаления
Уснуть в постели золотой.

Ох, нет, судьба!

"Не совсем понимаю, почему многие называют судьбу индейкою, а не какою-либо другою, более на судьбу похожею птицею?" Козьма Прутков

Ох, нет, судьба! Ты вовсе не индейка!
Ворона жадная, взгляни-ка на себя!
Я для тебя - разменная копейка,
Жалеешь за меня и полрубля...
Все! Надоело мне с тобой водиться,
В твое кривое зеркало смотреть.
Ты с горя можешь даже утопиться,
Но в дверь мою не смей соваться впредь!
Сама отныне все переиначу,
Семь раз отрежу, а отмерю - раз.
Назло тебе найду свою удачу,
Напрасно косишь злой вороний глаз!
Зря каркаешь! За все сама отвечу.
А было- не было - травою порастет...
Нет, жадина, еще совсем не вечер!
Мой музыку заказывать черед.

Один глоток

Взошло предзимье на порог,
Трясет, звенит ледком застылым.
Я все еще учу урок,
Что осень мне провозгласила.
Моя тетрадь опять пуста,
прозрачный лес осенний в строчках
Сквозит.
И нового листа
Уже проглядывают клочья.
Как нерадивый ученик
Забыл таблицу умноженья,
Не может косный мой язык
Найти слова для выраженья
Той ясности и простоты
С которой расставляет осень
Все точки.
И без суеты
С собой в зазимье их уносит.
Предметы, знаки бытия
Все смотрят хмуро исподлобья
Когда узнать пытаюсь я
Их бесконечные подобья.
Прозрачны голые кусты,
Как будто тайный смысл им ведом.
А мне?
Как навести мосты
Меж проигрышем и победой?
Свести в итог и подсчитать
Те дни, что столько набежало.
И все забыть, забыть опять,
Пока весна своим кинжалом
Не вскроет зимних вен тоску.
Закапает, как кровь, по лужам
Капели звонкий перестук.
И тут же страшно станет нужен
Твоей любви, один глоток!

Роковые красавцы

пародия к стихотворению
Роковые красавицы, умницы и поэтессы...
Автор: corvus
ОРИГИНАЛ:

Роковые красавицы, умницы и поэтессы!
В ожидании стройного принца на белом коне
Вы терзаете лиры и служите черные мессы,
И страстям отдаетесь в мечтаньях при полной луне.
Все бы вам колдовать, тосковать до фатального знака!
Все бы алые розы, да черное платье, да трен.
Пахнут ладаном ваши ладони – с чего бы, однако?
И в молитвах кому не встаете часами с колен?
Бродят тени в аллеях, в сиянии лунного света.
Блещут огненно очи (кошмар!) посреди темноты.
И ежу догадаться не трудно: то девы-поэты.
Даже злые маньяки от них удирают в кусты.
То слетает к вам ангел, то демоны ломятся стаей.
Посетителей тьма, тут уж не до простых мужиков!
И катЯтся колечки, и свечка у зеркала тает,
И безумие Гойи глядит в амальгаму зрачков…
Я давно навострился предчувствовать ваше явленье,
Ваши тайные признаки я в совершенстве постиг:
То бессильные руки заломите вы в исступленье,
То на хладные плиты ваш бледный склоняется лик.
То приметишь, следя за какой-нибудь нежною девой,
Как вздымается грудь, да как стонет она тяжело.
И перчатка-то с правой руки – неизменно на левой…
Полагаю, что с обувью это бы вряд ли прошло.
По дороге домой наглядевшись на чудо такое,
Я родную супругу ценить начинаю сполна.
Прихожу к ней с работы, и хочется просто покоя,
И тепла, и уюта, и… Что там на ужин, жена?

***
Роковые красавцы, безумные наши поэты,
Как вам хочется быть, словно принцы, на белом коне.
Появляетесь вы, первым солнцем весенним согреты,
Чтоб на грешной земле жить бесстрастно при полной луне.
Ваши мысли чисты, в них ни грана фатального знака.
Красный плащ на плечах, а в руках обязательно терн.
Пахнут ладаном ваши ладони. С чего бы, однако,
Так топорщится что-то немного повыше колен?
Вы бредете домой, по дороге давая обеты
Дульсинее, иль как там по имени, вашей жене,
Там тепло и уют получить, и быть может обеды.
Даже ужин подать мы всегда вам готовы вполне.
Но когда по ночам, вы сопите блаженно в подушку,
Взяв от нас перед сном знак супружества, барский оброк,
Ускользают от вас наши странные женские души,
Бросив бренное тело вам словно насмешку в залог.