Снова осень проходит скверами, 
Клены старые золотя, 
Снова мне, ни во что не веря, 
По чужим проходить путям. 
Снова мне, закусивши губы, 
Без надежды чего-то ждать, 
Притворяться веселым и грубым, 
Плакать, биться и тосковать. 
И опять, устав от тревоги, 
Улыбаясь покорно: "Пусть", 
Принимать за свои пороги 
Тишь, туманы, тоску и грусть. 
И опять, затворяя двери, 
Понимая, что это ложь, 
Хоть немножко, 
Хоть капельку верить, 
В то, что где-нибудь ты живешь. 
16 сентября 1936 




Ночь пройдет по улицам 
До нездешних улиц. 
Как она сутулится, 
Кофточка на стуле. 
Стали тени прочными, 
Сжали, окружая, 
Спишь, моя нарочная, 
Спишь, моя чужая. 
Полночь ветер мимо вел, 
Тишью запорошенный, 
Спишь, моя любимая, 
Спишь, моя хорошая. 
Можно сердце выложить, 
На! Чтоб стужу плавило! 
Не было! Было же! 
Не взяла, оставила. 
Дым плывет по комнате, 
Гарью темень полнит. 
Полночь спросит:"Помните?" 
Что ж, скажу, запомнил! 
Все запомнил, накрепко, 
Только зубы хрустнули. 
В ванной, что ли , каплет так... 
Тихо как, грустно как... 
Грустным быть и гордым? 
Боль менять на удаль? 
Ночь идет по городу, 
Длинная, трудная. 
1936 



Мальчишкой я дарил на память рогатки, 
Как мужество, мужскую честь и верность. 
И друзья мои колотили окна, 
И мне приходилось за них краснеть. 
Но сердце, 
                 свое гордое сердце 
Уличного забияки и атамана, 
Я носил нетронутым и чистым, 
Как флаг - романтическая бригантина! 
Но прошли года, 
И из моего сердца 
Пытаются сделать милую пудреницу. 
А мужество у меня забирают, 
Как милиционер рогатку. 
1936 



  
Когда не вспомню - все равно напомнят, 
Когда забуду - снова повторят. 
Все на свете прощается, 
Кроме ложной памяти,- 
Нельзя безнаказанно верить 
В придуманное прошедшее. 
Очевидно, судьба стихосплетений - 
Она прощает предчувствие, 
Но никогда не прощает 
Поправки и дополнения. 
А речь наша многозвучная, 
Цветастая, неспокойная, 
Строем своим, складом своим 
Располагает к выдумке. 
В этих скользящих "сгинуло", 
"Было", "ушло", "кануло", 
"Минуло" и "растаяло", 
В этом скользящем "Л" - 
Ленца какая-то лунная, 
Ладони, любимые, ласточки, 
Легкие, словно лучики 
Над голубой волной. 
1936 



ГРОЗА 

Косым
         стремительным углом
И ветром, режущим глаза,
Переломиушейся ветлой
            На землю падала гроза.
И громом возвестив весну,
Она звенела по траве,
С размаху вышибая дверь
В стремительность и крутизну.
И вниз,
            К обрыву,
                                Под уклон.
К воде,
            К беседке из надежд,
Где столько вымокло одежд,
Надежд и песен утекло.
Далеко,
           может быть в края,

Где девушка живет моя.
Но сосен мирные ряды
Высокой силой раскачав,
Вдруг задохнулась
                                и в кусты
Упала вывадком галчат,
И люди вышли из квартир,
Устало высохла трава.
          И снова тишь,
                        И снова мир,
Как равнодушье, как овал.

Я с детства не любил овал,
Я с детства угол рисовал!
1936



 
Снова месяц висит ятаганом,
На ветру догорает лист,
Утром рано из Зурбагана
Корабли отплывают в Лисс.
Кипарисами машет берег,
Шкипер, верящий всем богам,
Совершенно серьезно верит,
Что на свете есть Зурбаган.
И идут паруса на запад,
Через море и через стих,
Чтоб магнолий тревожный запах
Грустной песенкой донести.
В час, когда догорает рябина,
Кружит по ветру желтый лист,
Мы поднимем бокал за Грина
И тихонько выпьем за Лисс.
1936

Вернуться к оглавлению



1. 
Как Парис в старину, 
ухожу за своею Еленой... 
Осень бродит по скверам, 
                                  по надеждам моим, 
                                                 по пескам... 
На четыре простора, 
                                   на четыре размаха 
                                                        вселенная! 
За четыре шага от меня 
неотступная бродит тоска. 
Так стою невысокий 
посредине высокой арены, 
как платок, от волненья 
смял подступившую жуть... 
Осень. 
          Холодно. 
Ухожу за своею Еленой. 
Как Парис в старину, 
за своею бедой ухожу... 

Ноябрь 1936 

2. 
Треть пути за кормой, 
и борта поседели от пены. 
Словно море, бескрайна 
густого настоя вода. 
В ноябре уходил, 
как Парис в старину за Еленой, 
через год я нашел, 
чтоб теперь потерять навсегда... 
Ты стоишь побледневшая, 
моя золотая Елена, 
через несколько лет 
ты, как чайка, растаешь вдали... 
Я 
  твой атом ничтожный, 
тебя принимаю, вселенная, 
от последней звезды 
до условностей грешной демли. 
Ничего, что потеряно 
(я находил, 
значит, стоит 
уставать и грести, 
и опять уставать и грести)... 
За любовь настоящую, 
за тоску голубого настоя, 
если хочешь еще, 
если можешь еще, 
то прости! 
Подымай паруса! 
Берега затянуло печалью... 
Отлегает заря, замирая, как голоса. 
Подымай паруса! 
Тишина пролетает, как чайка... 
Светит имя твое 
на разодраных парусах!... 
14-14 XII, 1937 

Вернуться к оглавлению




БРИГАНТИНА 
Песня 

Надоело говорить, и спорить, 
И любить усталые глаза... 
В флибустьерском дальнем море 
Бригантина подымает паруса... 

Капитан, обветренный, как скалы, 
Вышел в море, не дождавшись нас. 
На прощанье подымай бокалы 
Золотого терпкого вина. 

Пьем за яростных, за непохожих, 
За презревших грошевой уют, 
Вьется по ветру веселый Роджер, 
Люди Флинта песенку поют. 

Так прощаемся мы с серебристой, 
С самою заветною мечтой, 
Флибустьеры и авантюристы 
По крови, упругой и густой. 

И в беде, и в радости, и в горе 
Только чуточку прищурьглаза - 
В флибустьерском дальнем  море 
Бригантина подымает паруса. 

Вьется по ветру веселый Роджер, 
Люди Флинта песенку поют, 
И звеня бокалами мы тоже 
Запеваем песенку свою. 

Надоело говорить и спорить, 
И любить усталые глаза... 
В флибустьерском дальнем синем море 
Бригантина подымает паруса... 
1937 

Вернуться к оглавлению


 
СОСТАВ 

Он нарастал неясным гудом, 
Почти догадкой. И томил 
Тревожным ожиданьем чуда 

И скорой гибелью светил. 
Он рос. И в ярости и в грохоте 
Врезался в версту верста, 
Когда гудка протяжным ногтем 
Он перестук перелистал. 
И на мгновенье тишиною, 
Как зной, сквозною пронизав 
Простор, он силою иною 
Ударил в уши и глаза 
И грянул. Громом и лавиной 
Он рушил сердце, как дубы 
Гроза, грозя в глаза, что дина 
Митом! 
Рванет, 
И время на дыбы. 
В поля, в расхристанную осень 
Войдя, как в темень искрой ток, 
Он стал на миг земною осью, 
Овеществленной быстротой. 
Но громом рельсы полосуя, 
Он нес с собой тоску и жизнь. 
Он был,  как жизнь, неописуем 
И, как тоска, непостижим. 
Еще удар. И по пылище 
По грязи, в ночь, в тоску - далек. 
И, как на горьком пепелище, 
Мелькает красный уголек. 
        -------------- 
(А если к горлу - смерти сила, 
Стихи и дни перелистав, 
Я вспомню лучшее, что было, - 
Сквозь ночь бушующий состав) 
1937 

Вернуться к оглавлению